Он знал, что колберами именовали тех, кто преступным образом использовал для обогащения капсулы Берестова: колбы для трансмутации. И в беседе с Максом без обиняков заявил — понятия не имея о том, с кем он говорит:

— Хотел бы я знать, как спится по ночам этому самому Берестову! Ведь это из-за него чуть ли не полмира обратилось в зомби!

Макс мог бы ему поведать — как; но вместо этого сказал:

— С учетом новых обстоятельств, обращение в безликих — это было не самое страшное. Гораздо страшнее то, что люди потом умирали — успевали прожить безликими не больше двух-трех лет.

Но Сашка лишь с досадой взмахнул рукой: перспективы новой биотехнологии — реградации — явно виделись ему туманными. Не мог он знать о том, что технология эта уже внедряется куда шире, чем думает большинство. За минувшие четыре месяца почти десять тысяч десять человек прошли реградацию, и все — успешно! Зато Сашка знал другое — из телепрограмм, которые включала для него Надька, да и просто из собственных воспоминаний о прежней — человеческой — жизни. Трансмутация, которую открыл Берестов, позволяла людям с деньгами перерождаться в молодых красавчиков всякий раз, когда их тела старели и дурнели. Для этого им в мозг под общим наркозом вводили экстракт, изъятый у молодых и красивых доноров. Причем предполагалось, что изыматься он должен или у людей, уже умерших, или — у преступников, приговоренных к принудительной экстракции. По крайней мере, именно это утверждали представители корпорации «Перерождение» — единственного в мире производителя капсул Берестова.

Вот только — колберы с такой позицией считаться не пожелали. Закупая капсулы на черном рынке, они совершали набеги и на маленькие поселки, и на крупные города. И все, до кого им удавалось дотянуться, становились такими, как Сашка — безликими зомби, «поленьями», бесполезными уродами, смерти которых не могли дождаться даже их семьи. А капсулы с мозговым экстрактом, принудительно извлеченным у них, подпольно продавались потом за такие деньги, каких донорам было не заработать за всю их жизнь. Даже если бы они могли после так называемой экстракции жить и работать.

Но сейчас Макс не хотел это обсуждать с Александром Герасимовым.

— Так что же происходило потом — в ту годовщину? — снова вывернул он разговор в прежнее русло.

Должен он был его вывернуть — чтобы определить, как ему быть с Сашкой.

И тот послушно — словно всё еще был школьником — продолжил излагать свою историю.

Тогда, в октябре, телевизионный диктор всё бубнил свое — изливал на зрителей потоки глупости и лжи:

— Пропажа школьников была обнаружена только тогда, когда они к 16.00 не пришли в кафе, где директор зоопарка приготовил для них чай и десерт. Но поначалу все решили: дети просто увлеклись разглядыванием животных и потому запаздывают. Тревогу забили только около 16.30 — когда, вероятно, было уже поздно. Директор позвонил в центр видеонаблюдения, и ему сообщили, что ни одна из почти ста видеокамер, имеющихся на территории зоопарка, не показывает детей и их учительницу…

Сашка думал: этой телевизионной пытке не будет конца. А тут еще Надька отпустила его руку и снова прибавила на телевизоре громкость — выставила её, должно быть, на максимум. После чего склонилась к самому Сашкиному уху и произнесла — так тихо, что он ни за что её слов не разобрал бы, если б ни его обострившийся, как у слепого крота, слух:

— Слушай меня внимательно, братик. Сегодня ночью за тобой придут люди, уложат на каталку и увезут отсюда. Но ты не бойся! Я приду вместе с ними. И всё будет, как надо. «Перерождение» готовит к запуску одну совершенно новую технологию, но мы не станем ждать её официального внедрения…

5

Сашка понимал, почему его сестра затеяла всё это. Боялась, что он не проживет еще нескольких месяцев, которые оставались до анонсированного «Перерождением» новшества: внедрения технологии деэкстракции. Реградация — так они назвали её. Что это такое — Сашка со слов Надежды не очень хорошо понял: телевизор орал слишком сильно, и некоторые сестрины слова ему так и не удалось разобрать. Но, когда Надька от него ушла — выключив, наконец-то телевизор, — он испытал самый сильный страх за всё то время, что он пробыл безликим зомби. И это был страх — что всё сорвется. Он ведь уразумел, что посулила ему Надежда: новую жизнь!

Сашка и жаждал поверить в том, что такое возможно, и приходил в ужас от одной мысли, что его сестру просто обманули. И не будет никакой реградации, которую ей пообещали пронырливые лаборанты «Перерождения». Они проведут обещанную процедуру, да. Вот только — после этой процедуры он, Александр Герасимов, попросту отбросит копыта — по-настоящему, без дураков. Даже «полена» на больничной койке от него не останется.

Не то, чтобы Сашка боялся умереть. Иногда он думал, что умер еще пять лет назад. А всё, что происходит с ним — эта некая разновидность ада, о котором им всем рассказывал священник на уроках религиоведения. Однако умереть сейчас — это означало бы, что он так и не сумеет никому поведать правду о дне, когда его класс не смогли обнаружить на мониторах видеонаблюдения. Не смогли — потому что к половине пятого их всех уже часа полтора как не было на территории зоопарка.

— Сейчас я вам расскажу, как всё было на самом деле, — пообещал Сашка.

И следующую часть своей истории поведал с такими подробностями, что Макс понял: все минувшие пять лет он, Александр Герасимов, каждый день мысленно прокручивал её для себя. И, даже зная, к какому финалу всё придет, не мог эти мысленные просмотры прекратить.

Глава 2. Ангар

Октябрь 2081 года

Октябрь 2086 года

Москва

1

Октябрьское небо сияло синевой — яркой, словно кобальтовая краска на фарфоровой чашке. Сходство с фарфором усиливало еще и то, что на небе этом белели редкие перистые облачка — казавшиеся неподвижными при почти полном безветрии. Было тепло прямо-таки по-летнему — градусов пятнадцать, не меньше. И Сашка подумал: «Вот везучие мы оказались! Как подфартило нам с погодой!»

— Так, слушайте меня! — Учительница Дарья Степановна — стройная до хрупкости, ростом не выше своих одиннадцатилетних учениц — вскинула руки высоко над головой и два раза громко хлопнула в ладоши. — Сейчас мы подойдем к сетке, которая огораживает вольер с белыми медведями — и подойдем тихо. Там — два подрастающих медвежонка. Их нельзя пугать. А их маму нельзя